Музеи Московского Кремля совместно c "Эхо Москвы"
проводят каждую неделю программу "Кремлёвские палаты"
Оригинал находится
на странице
Ведущие: Ксения Ларина, Ксения Басилашвили
Гость: Андрей Баталов

 

Суббота, 15 Июля 2006

К.ЛАРИНА – Ну что ж, и мы начинаем нашу передачу. Здесь в студии Ксения Ларина, Ксения Басилашвили. Ксюша, привет! 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Привет. И наш гость, доктор искусствоведения Андрей Баталов. 

А.БАТАЛОВ – Добрый день. 

К.ЛАРИНА – Добрый день, Андрей, здрасьте. «Патриарший обряд в пространстве Московского Кремля» – так мы сегодня формулируем тему этой передачи. Ну, и перед тем, как начать, давай мы сразу заявим о призах и подарках, как обычно. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да, обязательно. Но только я хотела пояснить, что мы сейчас рассматриваем пространство Московского Кремля с различных точек зрения. Помнишь, мы говорили о том, что это такое сакральное место, и что каждое здание, каждый собор что-то символизирует. Все не случайно. Потом мы рассматривали с точки зрения цариц, с точки зрения царей, простых людей, и каждый раз это новый Кремль. И вот сегодня Кремль патриарший, т.е. насквозь религиозный. Посмотрим, попробуем пройтись по нему. Но сначала, действительно, наш вопрос, наши призы. Призы сегодня у нас – это очень красивые интересные каталоги прошедшей выставки «Царь Алексей Михайлович – патриарх Никон». Это действительно такое подарочное издание, которое очень подробно рассказывает о взаимоотношениях царя и патриарха, о периоде дружбы и до периода размолвки, который был очень серьезный с серьезными последствиями, как мы все помним. И вот наш вопрос. Итак: какой кремлевский собор разрушился от редкого в Москве землетрясения? 

К.ЛАРИНА – Ну, еще раз напомним, что всегда у вас есть возможность задать свои вопросы нашему гостю, и на пейджер, пожалуйста, мы всегда рады, когда вы какой-то интерес проявляете к теме нашей программы. Ну, с чего нам начать-то все-таки нашу экскурсию, наверное, в далекое прошлое, да? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Наверное, просто сначала проведем такой экскурс, очень быстрый и напомним вообще откуда на Русь пришло патриаршество, т.е. что это не здесь, оказывается, возникло все. Факт вроде бы известный, но периодически мы об этом забываем. 

А.БАТАЛОВ – Патриаршество в Москву принес, как известно, цареградский патриарх Иеремия, который возвел в патриаршее достоинство, возвел в сан патриарха митрополита Иова. Это произошло в 1589 году. Но этому событию предшествовала, на самом деле, почти полуторастолетняя, полуторавековая история русской автокефалии, т.е. самостоятельности русской церкви, которая выражалась, прежде всего, в поставлении ее предстоятеля без санкции Вселенского патриарха. Это произошло еще в середине XV века, и было связано с теми историческими обстоятельствами, связаны были и с Флорентийской унией, которую заключило с католическим миром Вселенское православие в лице константинопольского иерарха, первого иерарха, и было связано и с появлением унии и в Киеве и с падением Константинополя. Именно в середине XV века, при митрополите Иове I, русском митрополите, как вы помните, поставленном в Москве от русских епископов и начинается с него история русской автокефалии. Но в то же время, именно с ним, с его ближайшими преемниками связано и изменение самого статуса Москва и статуса, естественно, Успенского собора. Тот Успенский собор, который мы видим перед своими глазами, - это уже третий, на самом деле, Успенский собор. Второй Успенский собор был заложен митрополитом Филиппом I в 1472 году, и именно митрополит Филипп, естественно, Митрополит Всея Руси определил концепцию нового Успенского собора, соответствующего новому статусу, на самом деле, автокефальной русской церкви. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Хорошо. А что изменилось, но не в самом даже соборе, а что изменилось в обряде, что изменилось в самом понимании роли церкви? Наверное, сейчас это обозначим и перейдем уже на территорию Кремля. 

А.БАТАЛОВ – Но вот мы начнем, давайте прямо с территории Кремля. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А, хорошо. 

А.БАТАЛОВ – Пространства Успенского собора. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Т.е. там сразу все меняется? 

А.БАТАЛОВ – Мы входим в Успенский собор, и мы видим, на самом деле, первое постоянное святительское место, каменное место у южного столпа, у южного среднего столпа собора стоит каменное место святительское, которое было создано одновременно с собором. И таким образом место первых святителей присутствует постоянно в сакральном пространстве собора. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да можно сказать, в самом центре оно там. 

К.ЛАРИНА – Каменное место. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – И каменное, самое главное. 

А.БАТАЛОВ – Да. При этом надо понять, что до 1551 года не было постоянного царского места в соборе и великокняжеского. Т.е. во всем сакральном пространстве собора присутствовал и доминировал, на самом деле, первосвятитель. Царское место появляется только лишь, как самостоятельный какой-то постоянный объект, появляется лишь только в 1551 году. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Т.е. оно где-то сбоку, по-моему, совсем, совсем незаметно. 

А.БАТАЛОВ – Это место царицы Вы имеете в виду. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Это место цариц, да? 

А.БАТАЛОВ – Слева. Это место цариц, царское место… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А царь рядом, все-таки рядом с патриархом? 

А.БАТАЛОВ – Нет. Да, они, мы видим… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Равнозначно? 

А.БАТАЛОВ – …на выходных миниатюрах из Книги избрания на царство Михаила Федоровича, мы видим, что они находятся рядом, примерно так же, как они существуют и в настоящее время. И вот Вы показывали книгу, которая определена в качестве подарка «Царь и патриарх», вот именно вот это вот соотношение царской и первосвятительской власти, оно в какой-то степени выражено и в пространстве Успенского собора. Но вернемся в 1589 год. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Вернемся. 

А.БАТАЛОВ – Вернемся в тот период, когда действительно сбылись многолетние чаяния русских иерархов и московского, и московский царей, и наконец, появился тот иерарх, от которого можно было получить патриаршее достоинство для московского первосвятителя, что было очень важно во всем контексте уже осознанного Москвой своего места во Вселенском православии. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Т.е. получить такую самостоятельность, да? 

А.БАТАЛОВ – Не только. Церковь обладала самостоятельностью, но это была юридическая самостоятельность. И это было не просто юридическая самостоятельность, а русская церковь и русское государство входило в число вселенских патриарших престолов. До этого патриархов было 4, как Вы понимаете. Вселенский патриарх константинопольский, обладающий как бы первенством чести, как патриарх Нового Рима. Антиохийский, иерусалимский и александрийский. Но существовало представление о том, что истинное число патриархов должно быть 5. Пятое место, остающееся символически свободным, принадлежало иерарху Рима, которое было утрачено вследствие, как Вы помните, всеобщей анафемы, проклятия и как бы то, что… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Нет, мы, может быть, не помним. Это Вы нам напоминаете, да, Ксюш? 

А.БАТАЛОВ – Да. Как писали в источниках того времени: «Римская церковь аполлинариевой ересью подоша». Вот. И поэтому вот пятое место, оно было свободно. И в источниках того времени, 1589 года всегда как бы именно педалировалось то обстоятельство, что Москва входит на место Рима. И таким образом каноническое число пяти патриарших престолов восстанавливается таким образом, что было естественно очень важно. И таким образом, что было еще важно уже для государства, русского царя венчал на царство не митрополит, а вселенский патриарх. Что, соответственно, совершенно по-другому определяло и его статус. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Но только определяло полную зависимость, полную зависимость царя от церкви. 

А.БАТАЛОВ – Нет, это была независимость, наоборот, это устанавливало параллель, уже окончательную параллель между московским царем, единственным, на самом деле, полновластным в понимании Москвы православным государем вселенной и византийских василевсов, византийских императоров, венчаемых на царство вселенским патриархом. И эта параллель была очень четко осознанна в конце XVI века в Москве и имела, должна была иметь и, в общем-то, имела определенные последствия и для осознания пространства, символического пространства всего Кремля. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, хорошо, вот мы побывали в Успенском соборе и видели, что там изменилось: вот это место главное, практически основное каменное место для первосвященника. 

К.ЛАРИНА – Что значит, «каменное место»? Объясните, пожалуйста. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, трон такой, да? 

А.БАТАЛОВ – Ну, трон. 

К.ЛАРИНА – Трон? Там какие-то есть традиции, да? 

А.БАТАЛОВ – Это киворий. Обычно вот существует такое понятие Loco Santo – святое место. Над ним ставился киворий. Это постоянный киворий, пристроенный к столбу, из белого камня. 

К.ЛАРИНА – А сегодня на это место восходит патриарх? 

А.БАТАЛОВ – Вероятно, восходит. 

К.ЛАРИНА – Да? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Нет, вероятно, или все-таки восходит? 

К.ЛАРИНА – Нет, действительно, пользуется? Не знаете, так и скажите. Не знаете. 

А.БАТАЛОВ – Восходит. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Не, а может оно музейное место. Оно музейное. 

А.БАТАЛОВ – Я не присутствовал никогда на патриаршей службе. 

К.ЛАРИНА – А с течением времени, вообще, менялись эти традиции? 

А.БАТАЛОВ – Ну, особенность православия, на самом деле, в том, что традиция не меняется. Традиция, не то, что кардинально не меняется, чинопоследование может видоизменяться. Оно может по-другому как-то структурироваться, но целостность его и общая структура обычно остается традиционной. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Но есть что-то в чине патриаршем, т.е. в патриаршем обряде, что ушло? 

А.БАТАЛОВ – Ну, несомненно. Ушло под влиянием определенных исторических обстоятельств. Существовала такая традиция, которая пришла из Византии: в день настолования архиерея, уже после его возведения в архиерейское достоинство, а у нас это было в XVI веке только предстоятель уже всей русской церкви, существовала традиция: митрополит, а потом патриарх из Успенского собора шел к государю в Золотую палату. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Я думаю, что об этом мы как раз поговорим после новостей. 

К.ЛАРИНА – Да, да. Давайте, мы сейчас слушаем новости, потом продолжим нашу программу. Я думаю, что мы с победителями уже должны определиться. 

НОВОСТИ 

“TERRA INCOGNITA” ЗА КРЕМЛЕВСКОЙ СТЕНОЙ 

К.ЛАРИНА – Давай, приглашай нас за Кремлевскую стену. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Кремлевская стена иногда окружает всю нашу страну, все шире и шире становится. И сейчас она уже достигла Петербурга, как нам известно. Там проходит саммит «восьмерки», и сейчас в Контантиновском дворце в Стрельне проходит выставка «Дипломатические дары – язык мира», и выставка эта приурочена к саммиту «большой восьмерки». Она подготовлена специалистами Эрмитажа и музеев Московского Кремля и дает представление о развитии дипломатических связей России и других держав, в частности, естественно, тех стран, которые входят ныне в группу восьми. Очень интересные там экспонаты, которые были специально выполнены для высочайших подарков и дворцового обихода, церемониальные предметы, памятники, имеющие значение национальных реликвий. Там, парадные сервизы, церковное облачение, церемониальное оружие. Но я думаю, что пока сейчас все это смотрят такие вот высшие руководители восьми стран, а затем можно будет всем желающим. 

К.ЛАРИНА – Простым смертным, да? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да. Ну, где-то вот после 18-го числа отправиться в Константиновский дворец в Стрельну. Мы знаем, что он работает не только как резиденция, но и как музей. Там есть специальные залы, которые открыты для всех желающих. Можно доехать до Стрельны, и в Константиновский дворец добро пожаловать. И ознакомиться, в том числе и с этой новой выставкой. Ну, а в самом Кремле ведется работа по реставрации альбома фотографий с видами Оружейной палаты, Большого Кремлевского дворца и Грановитой палаты, сделанного в конце XIX века по заказу императорской фамилии известным московским фотографом Труновым. Альбом интересен тем, что он дает представление о старой экспозиции музея, которая очень сильно отличается от современной. Уже отреставрированные листы с фотографиями можно видеть на выставке «Российские императоры и Оружейная палата», а зрители получат возможность увидеть залы Оружейной палат такими, какими они были в первые годы ее существования. 

К.ЛАРИНА – Хорошо. Ну, что, давай мы сейчас с вопросом разберемся, с ответом. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да, наверное, да. 

СЛУШАТЕЛЬНИЦА – Алло, здравствуйте, я извиняюсь, а нельзя задать вопрос? 

К.ЛАРИНА – Ну, давайте, задайте вопрос, мы его запомним, пожалуйста. 

СЛУШАТЕЛЬНИЦА – Вот у моей бабушки, когда-то она при советской власти лечила тогда патриарха, подарили библию, он подарил ей с надписью. И она, ну, видимо, боялась и продала, наверно. Я бы хотела вот узнать, если она где-то есть, подаренная с надписью Полине, ее можно было бы хотя бы увидеть? Вот не знаю. 

К.ЛАРИНА – Т.е. Вы предполагаете, что Андрей Баталов ее прячет где-то у себя в квартире? 

А.БАТАЛОВ – У меня ее нет, к сожалению. 

К.ЛАРИНА – Спасибо Вам за вопрос. Но все равно очень красивая история. Давайте, мы все-таки вернемся к нашему вопросу. 

РОЗЫГРЫШ ПРИЗОВ 

Ответ: Успенский собор. 

К.ЛАРИНА – Ну, давайте все-таки на этом историческом факте остановимся немножко. Как это происходило? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Успенский собор. 

К.ЛАРИНА – Мог ли народ любоваться этим зрелищем? 

А.БАТАЛОВ – Народ вряд ли любовался. 

К.ЛАРИНА – Он мог любоваться, как взрывали Храм Христа Спасителя. Это да, наверное. 

А.БАТАЛОВ – И когда взрывали Храм Христа Спасителя, часть, может быть, и наслаждалась, часть мысленно рвала на себе одежду. 

К.ЛАРИНА – Нет, я имею в виду, теоретически. А тут как можно было любоваться, если это землетрясение? 

А.БАТАЛОВ – Здесь, на самом деле, летопись достаточно подробно описывает то, как происходило падение неоконченного еще Успенского собора, заложенного митрополитом Филиппом, собора известного как собор Кривцова и Мышкина. И летопись описывает, как еще до момента самого падения, на сводах находились люди, в том числе князь Федор Пестрый, и как они с трудом успели сбежать, когда началось обрушение. Как бы самого описания самого землетрясения в летописях, ну, практически нет, как бы об этом так вскользь упоминается, что был трус, т.е. сотрясение земли. Существуют, ну, другие объяснения падения этого собора, которые летопись вкладывает в уста псковичей, которых пригласил Иван III для того, чтобы понять, из-за чего рухнул собор и уговорить псковичей построить новый. Они признали, как сказано в летописи, что известь неклеевита, т.е. была жидко замешана. И при тех огромных размерах, которыми должен был обладать этот собор, он должен был превосходить на сажень по размерам Успенский Владимирский кафедрал, естественно, собор не выдержал и рухнул. И если землетрясение действительно было, а у нас нет оснований, не верить в это, естественно, ему было достаточно некоего колебания земли для того, чтобы неблагонадежные стены рухнули. Но любованием это трудно было назвать. 

К.ЛАРИНА – А скажите, наверняка, какой-то знак усмотрели в этом? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Символ, да, какой-то. 

К.ЛАРИНА – Да, да, потому что невозможно по-другому отнестись к этому, особенно в то время. 

А.БАТАЛОВ – Ну, существуют определенные суждения о том, как реагировали на это, существуют суждения о том, что это было связано с некоторыми как бы нарушениями общепринятого устава хождения против солнца или по солнцу во время каждения собора. И такие мнения существуют. Есть ряд авторов, которые подробно описывают это, и наши слушатели могут их почитать. 

К.ЛАРИНА – А еще такой вопрос у меня к Вам, уж коли мы так подробно говорим о соборах, прежде всего, вот какие-то традиции, видно, заложения соборов, они существовали? 

А.БАТАЛОВ – Разумеется. 

К.ЛАРИНА – Да? А кто, мне просто интересно, простите, ради Бога, сразу вопрос попутный, а каким образом утверждался вот архитектурный облик собора? Как это делалось? 

А.БАТАЛОВ – Ну, это тот вопрос, который составляет… ну, одну из самых интересных проблем в истории архитектуры. Но, прежде всего это зависело от того, кто был заказчиком. Вот именно заказчиком того собора, который упал в 1474 году, был митрополит Филипп. И летопись рассказывает нам подробно, что все строительство осуществлялось именно на деньги митрополита, не на деньги государя, а именно все… Он истощил свою казну для этого. И были к строительству привлечены, собственно говоря, было привлечено и духовенство. И именно митрополит Филипп как бы определил главную черту облика нового собора, то, что он должен быть построен по образцу Успенского Владимирского собора. 

К.ЛАРИНА – А какие-нибудь эскизы существовали? 

А.БАТАЛОВ – Ну, мы подобного не знаем. Как все это происходило, мы можем только строить предположения, по крайней мере, в середине XV века. Как это делали мастера итальянского возрождения, которые приехали затем в Москву, как это делал Аристотель Фьораванти, построивший все-таки тот третий собор, который мы видим с вами, мы можем догадываться. Но здесь достаточно все сложно. Здесь были свои… видимо, свои схемы, свое… была определенная числовая зависимость. На эту тему можно говорить, на самом деле, часами… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Числовая? 

А.БАТАЛОВ – Числовое соотношение. 

К.ЛАРИНА – Т.е. высчитывали… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А, высчитывали… 

А.БАТАЛОВ – Нет, определялись размеры, на самом деле. Вот летопись говорит, что было определено строить его более на сажень, понимаете? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, понятно. 

А.БАТАЛОВ – Что он должен был превосходить образец по величине, потому что понятие величины было не просто так секуляризировано, просто больше и все. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Т.е. важно быть больше? 

А.БАТАЛОВ – А это имело определенный сакральный смысл, и обладало своим значением. 

К.ЛАРИНА – А вот традиция копий архитектурных когда появилась, если говорить именно о соборной архитектуре? 

А.БАТАЛОВ – Ну, это очень древняя традиция, как бы онтологически присущая всему христианскому храмостроительству, понимаете? И, конечно, это восходит к архетипу, ну, скажем так, упрощенно, образцу, который определяется еще в Ветхом завете, когда Господь показывает как бы небесный образ того храма, который должен быть построен. И эта традиция прослеживается с первых веков, на самом деле, истории христианского храмостроительства. И поэтому строительство Успенского собора по образцу Владимирского не было каким-то, на самом деле, новшеством, именно для общехристианской традиции. До этого существовал и в литературе, в изографической литературе существовал прецедент – это строительство, на самом деле, Успенской Печерской церкви в Киево-Печерской Лавре по образцу Богознаменной церкви, которая была показана в видении на Воздусях. И затем по образцу этой великой церкви Киево-Печерской, как пишет нам Печерский патерик, был построен и собор в Суздале. И поэтому это была определенная… и еще другие соборы, в общем, это была определенная традиция, к которой митрополит Филипп вполне осознанно как бы присоединялся. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А вот у меня вопрос, который у меня возник после того, как возник сюжет о казне, о том, что митрополит использовал свою казну и ее истощил. Так что, как это было при всей дружбе: дружба дружбой, а деньги врозь? Т.е. различная была казна, казна государственная и казна, ну, грубо говоря, церковная, патриаршая? 

А.БАТАЛОВ – Ну, это не дружба врозь, это, скорее… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Нет, дружба дружбой, а деньги врозь. 

А.БАТАЛОВ – Нет, это определяет скорее самостоятельность и свободу митрополичьего престола. Знаете, ее определенную независимость от государевой казны. Естественно, она была разной, точно так же, как и у Великой Княгини была своя казна, и были свои средства, которые позволяли ей вести собственное строительство. 

К.ЛАРИНА – Это не бюджетные средства? Это частные, да? 

А.БАТАЛОВ – Ну, трудно так говорить по поводу бюджетных, частных. Ну, в какой-то степени, это собственность. 

К.ЛАРИНА – Вот, возвращаясь опять же к храмам. Вот мы рассказали историю храма, который, как Вы говорите, пал, да? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Успенский. 

К.ЛАРИНА – Успенский собор. А были ли неосуществленные проекты, недостроенные и так и не дошедшие до финала? 

А.БАТАЛОВ – Но самый главный, скажем так, выражаясь современным языком, неосуществленный проект – это как раз тот, о котором я уже говорил в связи с установлением патриаршества и в связи с венчанием на царство московского государя именно патриархом. Это было грандиозное предприятие, задуманное Борисом Годуновым при его всхождении на царство, потому что именно Борис Годунов был первым московским царем, которого венчал уже вселенский патриарх. И на Ивановской площади было замыслено создать храм по образцу Храма Гроба Господня. И в центре этого храма должна была быть помещена великая святыня, на самом деле: копия Гроба Господня. Что значит, копия Гроба Господня? Естественно, это, прежде всего, предполагало подобие размеров, а размеры Гроба Господня, той именно святой лавицы, на которой было возложено тело спасителя, эти размеры были зафиксированы в мерах Гроба Господня, которые привозили паломники, русские паломники из Иерусалима. Это лента с определенными печатями, фиксирующим ее концы. И известно по источникам, что подобная мера была привезена в конце XVI века Трифоном Коробейниковым. И вероятнее всего, именно Гроб Господень Бориса Годунова строился, т.е. должен был быть создан по этой мере. И вот это должна была быть главная святыня. Т.е. в центре Кремля появлялось совершенно новое, скажем так, Loco Santo – новый сакральный центр. Не случайно, что дьяк Иван Тимофеев, ненавидящий, естественно, Годунова, писал о том, что тем самым он хотел уничижить создание митрополита Петра, т.е. Успенский собор. Некоторые историки переводили эти слова, что он хотел разрушить якобы Успенский собор. Естественно, никто ничего разрушать не собирался, но дьяк Иван Тимофеев достаточно точно уловил то, что действительно сакральные акценты, скажем так, акценты значимости могут быть смещены. И этот грандиозный собор, если бы он стоял, если бы увидел, он, конечно, может быть, дал бы совершенно другой импульс для, может быть, всего развития композиции Кремля. Но вот этот собор не был осуществлен, хотя было уже все приготовлено, но все произошедшее с Борисом Годуновым, как писал современник, «хотел Юстиниану уподобиться, а Маврикиеву часть получил». 

К.ЛАРИНА – А почему никто потом не вернулся к этому проекту после Петра I? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Каждый хотел свой. 

А.БАТАЛОВ – После кого? 

К.ЛАРИНА – После Петра I. 

А.БАТАЛОВ – После Петра I. Но этот проект, на самом деле, имел некую преемственность. Дело в том, что уже при первом государе из рода Романовых при Михаиле Федоровиче привозят величайшую святыню на Русь: ризу Господню, частицу ризы Господней. Да еще за некоторое время до того, до ее привоза при Михаиле Федоровиче в Успенском соборе появляется постоянная копия Гроба Господня. Вот та сень, которую вы сейчас видите там, где ныне находится рака святого патриарха Гермогена, на самом деле, она была создана Дмитрием Сверчковым именно как сень над Гробом Господним, как киворий над Гробом Господним. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Но там сейчас реликвии, по-моему, хранятся? 

А.БАТАЛОВ – Но вот это как справедливо часто называют реликварий, на самом деле, действительно Гроб Господень. И вот именно на этот Гроб Господень, который уже до этого существовал в сакральном пространстве Успенского собора, и была положена величайшая святыня в ковчеге – риза Господня. Таким образом, в Успенском соборе появилось место, и появилась святыня, которая была подлинным свидетельством страстей Господних, крестной смерти Спасителя и была реальным свидетельством всего обетования о спасении. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – В таком случае наверняка существовали какие-то специальные обряды для патриарха, в которых он участвовал, помня, наверное, об образе Иерусалима, как я думаю. Т.е. вел, наверное, себя так, как он бы вел себя в святом городе Иерусалиме. Правильно? 

А.БАТАЛОВ – Ну, разумеется. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну вот, расскажите, пожалуйста. 

А.БАТАЛОВ – Ну вот, мы с вами тогда прервались перед рекламой. 

К.ЛАРИНА – Ну, у нас немножко в другую сторону, но просто Вы так интересно рассказываете. Цепляемся за факты и хочется как-то эту цепочку раскрутить. 

А.БАТАЛОВ – Я понимаю. Сейчас у нас как раз есть возможность вернуться к этому. 

К.ЛАРИНА – Давайте, давайте. 

А.БАТАЛОВ – И вот мы прервались на том, что патриарх шел к государю в Золотую палату. После того, как происходило постановление его на патриаршество, а на самом деле, само поставление состояло из трех частей: сначала избрание, потом наречение, а потом само поставление. И Вот после поставления был стол государя в Золотой палате, после которого патриарх садился… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Стол – в смысле, прием? 

А.БАТАЛОВ – Ну, прием, выражаясь современным языком, прием. Садился на ослять, т.е. это лошадь… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – На осла. 

А.БАТАЛОВ – Нет, это была лошадь, у которой были удлинены уши для того, чтобы она походила на осла. 

К.ЛАРИНА – Загримированная лошадь. 

А.БАТАЛОВ – И он совершал обряд хождения на осляти. Но не надо путать: этих обрядов два было. Один совершался каждый год в вербное воскресенье. И другой совершался при поставлении в патриархи. Он выезжал на этом осле или на этой лошади с ослиными ушами через Флоровские или Спасские ворота и совершал объезд вокруг Кремля. И вот здесь интересно то, что у греков этот обряд, это шествие происходило на лошади, а здесь все-таки лошади… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Гримировали. 

А.БАТАЛОВ – …придавался образ осла, потому что архиерей и особенно первый иерарх церкви знаменует в себе образ Спасителя. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А на осла просто сесть неприлично было, как я думаю? 

А.БАТАЛОВ – Нет, да, почему неприлично? Все наоборот. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А зачем было гримировать лошадь под осла? 

А.БАТАЛОВ – Господь входил на осляти в Иерусалим. И для того, чтобы лошадь, столь привычная, на самом деле, для русского обихода, все-таки напоминала, чтобы все это более составляло некую параллель, поэтому и ее гримировали, если вам так угодно, под осла. 

К.ЛАРИНА – Потому что ослы не водятся в средней полосе России. 

А.БАТАЛОВ – Потому что осел – символ кротости, понимаете? И Спаситель входил именно на осле не случайно. Потому что он входил… Ну, это особая тема. И он совершал объезд на осляти Кремля, с одной стороны, как бы знаменуя собой образ Спасителя, а с другой стороны, он совершал объезд вокруг города, который как бы определял, ну, его епископию. Затем, во второй день совершалось то же самое шествие, но вокруг части Белого города, т.е. он выезжал сначала через Боровицкие ворота Кремля, выезжал потом через Чертольские ворота Белого города, спускался вниз, ну, и доходил до современной Сретенки и в Сретенские ворота въезжал, процессия проходила по Белому городу и входила в Китай-город, потом в Флоровские ворота. И на третий день он снова выезжал и шел через Никольские ворота Кремля, шел через Китай-город и шел через Белый город, выходил через Сретенские ворота, в которые он въехал накануне и доезжал до последних ворот Белого города, Яузские ворота, и шествие таким образом завершалось. Т.е. во время этих трех дней первый иерарх совершал объезд всего своего, ну, скажем так, престольного града, что было символически очень значимо. Естественно, эти обряды уже потом не… после Петра I, после вообще уничтожения патриаршества многие значимые обряды, точно так же, как другой обряд, который утрачен был навсегда. Это хождение на той же осляти в неделю вайя, т.е. в вербное воскресенье, когда действительно первый иерарх символизировал собой Спасителя, въезжающего в Иерусалим на крестные страдания. И это шествие происходило от Успенского собора к собору Покрова на рву, т.е. ну, более известного, может быть, нашим слушателям как Собор Василия Блаженного, который был символическим образом Иерусалима, московским Иерусалимом, что в общем, но это, может быть, тема особой передачи, во многом объясняет многие особенности его архитектуры. Потом в середине XVII века видимо заметили и поняли, что происходит нечто невообразимое. Иерусалим, в общем-то, должен быть в Кремле, а здесь Иерусалим оказывается за пределами Кремля. И шествие перестроили, его сделали, ну, почти буквально соответствующим Евангельскому повествованию, и шествие же совершалось как бы от Покровского собора в Успенский собор, который действительно в этот момент был как бы знамением Иерусалима. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – А сейчас, Вы не знаете, не думают о том, чтобы, может быть, вернуть эти чины, обряды? 

К.ЛАРИНА – Обряды? Вряд ли. 

А.БАТАЛОВ – Я боюсь, что это… 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Т.е. время ушло? 

А.БАТАЛОВ – Ну, во-первых, это не в моей компетенции об этом рассуждать даже, но это, естественно, время ушло достаточно, прошло уже несколько столетий, это не совершается. А когда-то это совершали не только в Москве, но и совершали в других городах. Т.е. вот это шествие на осляти как раз включалось в обиход каждого, на самом деле, кафедрального, епархиального центра. 

К.ЛАРИНА – У нас сегодня. Конечно, получилась такая программа в развитие предыдущей передачи, потому что мы как раз начали на эти темы говорить и вспоминали и про обряды, и естественно, про… у нас прошлая передача, тема была «Иерусалим в Кремле». 

А.БАТАЛОВ – Да, я знаю. 

К.ЛАРИНА – Знаете, да. Ну, вот как раз получился у нас такой сериал. Спасибо Вам большое. Андрей Баталов, доктор искусствоведения – наш сегодняшний гость. Мы должны еще послушать шедевр очередной от Ксении Басилашвили. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да. 

К.ЛАРИНА – Что ты нам предлагаешь рассмотреть? 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Этот шедевр как раз о патриархе Никоне и, может быть, более светской его части. Вот так вот. Потому что он еще, помимо того, что был вот таким строгим иерархом церковным, всем известно, что еще, в общем, и любил и какие-то другие ответвления, более человеческие. 

К.ЛАРИНА – Ты нас заинтриговала. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Да. Ну, я не знаю просто вот… 

К.ЛАРИНА – Дайте послушать скорей. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Правильно я говорю? Т.е. он любил красиво одеться, мог красивую, такую хорошую кухню. Было это? 

А.БАТАЛОВ – Но понятие красивой одежды, оно часто не говорит о какой-то секуляризации, понимаете? Украшение, создание драгоценных облачений имеет глубоко такой христианский смысл. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, в данном случае, речь пойдет о китайской шляпе, которая, наверное, не имеет отношения к облачению впрямую. 

А.БАТАЛОВ – Вероятно. 

К.ЛАРИНА – Хорошо. Слушаем. 

К.БАСИЛАШВИЛИ – Не в монашескую черную схиму, но в белоснежную широкополую шляпу из тонкой китайской шерсти облачался в неформальной светской обстановке патриарх Никон. Она ему, кстати, была весьма к лицу. И вообще, из воспоминаний современников становится ясным, что при всей строгости соблюдения церковных законов иерарх был не чужд некоему стилю. Был страстным рыбаком, ценил хорошую шутку, квас, мед и пиво – в числе блюд архиерейского стола. Шляпа до нашего времени не дошла, но в музеях Московского Кремля хранится деревянный футляр от нее, с золотистым, цветочно-орнитологическим орнаментом на черном фоне. Листья и птицы – это благожелательные символы долголетия и счастья. Выполнены в стиле намбан. Редкие для остального сира японские лаки поступили в Европу в XVII веке. Как бы сказали сегодня, трендовая модная вещь. Кстати, в музеях мира и даже в Японии в собраниях лаковых изделий нет ни одного шляпного футляра, так что кремлевский экземпляр – уникальный. Выполнили его японцы по спецзаказу. На крышке футляра – два иероглифа – японский и китайский: великий патриарх Никон. Понимали это и на Востоке.

 
вверх